А. С. Пушкин. «Пророк»
В основе этой объемной мозаики лежит картина русского художника Константина Васильева (1942–1976). Всю свою жизнь в искусстве он посвятил изучению русской традиционной культуры и мифологии. Об этом же говорит его псевдоним — Константин Великоросс. Его творческое наследие насчитывает более 400 произведений в различных жанрах, от сказочных портретов до сюрреалистических композиций. Многие исследователи сходятся во мнении, что именно «Человек с филином», последнее произведение Васильева, является одной из вершин его творчества.
Все самые значительные символы, которые изобразил художник, переосмыслили и воспроизвели и мастера-камнерезы. Так, у ног старца лежит сгорающий свиток с псевдонимом, написанным старорусской вязью, и годом создания работы, ставшим по роковому совпадению и годом смерти живописца. В руках старика — светоч, плеть и прозорливая сова, перед ним — молодой росток.
Традиционно в русской культуре образ старца воплощает всю мудрость человеческого опыта, поэтому свеча в его руках приобретает особенно глубокий подтекст. Художник поместил в центр композиции два сильных символа — горящий свиток и прорастающий сквозь него тоненький ствол дуба. Исследователи и знатоки творчества Васильева приводят множество интерпретаций, сравнивая пламя с творческим горением, а растение — со знаком вечности и обновления. В мировой культуре филин — само воплощение мудрости, ведь от него даже черная ночь не способна укрыть тайны мироздания.
Вместе столь сильные символы усиливают впечатление и придают произведению в целом более глубокий философский смысл, который камнерезы выразили в этой объемной мозаике. Так, атмосферу сказочного зимнего леса передает основание скульптуры, для которого мастера выбрали друзу горного хрусталя с красновато-коричневатыми участками. И этот теплый оттенок нарастает снизу вверх постепенно. А кульминацией композиции стал филин с раскрытыми полупрозрачными крыльями из яркого оранжево-коричневого агата.
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он:
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он,
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
«Востань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».